Знание и практика

Знание и практика

1. Историческое разделение и иерархическая структура знания

Точное опре­деление критерия научности и выявление своеобразных черт на­учн­ого знания требует уточнения его места среди других видов знания. Однако классификация не­научных видов знания до сих пор не нашла в философской литературе достаточного освещения.

В литературе обычно выделяют два уровня знания: эмпири­ческий и теоретический. Од­нако почти всегда скоро выясняет­ся, что это разделение производится внутри науки, т.е. речь идет не об уровнях знания вообще, а именно научном знании. Тем хуже, что это вы­яс­ня­ет­ся лишь в контексте: авторы, как правило, не уточняют, что, говоря о знании, они под­ра­зу­ме­ва­ют только научные знания. Поэтому часто случается, что при­знаки, свойственные более низ­ким уровням знания, приписы­ваются к эмпирическим знаниям. Такая неопределенность это­го понятия уже неоднократно отмечалась в литературе. Так, например Н.К. Вахтомин ука­зы­вает на необходимость разли­чения «ненаучного эмпирического знания» от научного[1]. Б.Я.Пукшанский старается раскрыть смысл понятий «эмпирическое» и «теоретическое» в их более широком упот­реблении[2].

Связывание эмпирических знаний лишь с повседневной че­ловеческой деятельностью при­водит к отождествлению этого понятия с обыденным знанием, т.е. пониманию его не как уров­ня, а как области знания. Наверное, учитывая именно это обстоятельство, ученый пыта­ет­ся различать понятия обыден­ного и эмпирического знания: он определяет обыденное зна­ние как разновидность ненаучного эмпирического знания. Обыденное знание является, бес­спор­но, практическим «эмпирическим» знанием. В литературе категорией «обыденное знание» обоз­начают, как правило, все «эмпирическое» ненауч­ное знание в целом.

Однако сколько бы ни конкретизировалось содержание по­нятия «обыденное знание», точ­ное представление о нем не по­лучается. Разделение ненаучного эмпирического знания на зна­ние специальное (профессиональное и др.) и знание общее[3] не основывается на каком-ни­будь фундаментальном критерии. Ибо то, что называется общим, отличается не поверх­ност­ностью, а лишь тем, что специалистами являются не определен­ная часть людей, а все люди. Но знания людей в области быта ничем не хуже знаний специалистов на уровне предметно-практической деятельности. В обоих случаях речь идет об од­ном и том же уровне знания.

В переходе на научный уровень область быта ничем не от­личается от других областей. Здесь уже не требуется особая пе­реходная ступень — специализированные ненаучные эмпири­ческие знания, поскольку общее ненаучное эмпирическое зна­ние равносильно этому.

В философской литературе понятие «обыденное знание» часто употребля­ется в более широком смыс­ле. Так, П.В. Копнин пишет: «... знание, входящее в ту или иную науку и составляющее ее эле­мент, носит название научного. В этом смысле оно проти­вопоставляется обыденному зна­нию, возникающему в резуль­тате обобщения опыта повседневной жизни с применением средств, понятий, не являющихся составной частью современ­ной науки»[4]. Как видно, ос­таль­ные — ненаучные знания охва­тываются одним понятием — «обыденное знание». Однако для полной характеристики уровней знания такого разделения не­достаточно.

В классификации А.Г. Спиркина вместо «обыденного» упот­ребляется слово «житейское», а также указывается еще на два вида знания: «Знания могут быть житейскими, донаучными, ху­до­жест­венными и научными, а последние — эмпирическими и теоретическими»[5]. Такое разделение зна­ний, хотя и выглядит более совершенным, в принципе не отличается от вышеприведенной клас­сификации. Дело в том, что донаучное знание может рассматриваться только в исто­ри­чес­ком плане и не должно включаться в классификацию знания для настоящего времени. Слово «до­научное» употребляется не для обозначения какой-то предварительной информации, необ­хо­ди­мой для каждой проце­дуры научного исследования. Донаучное знание — это недиф­фе­рен­ци­ро­ванная совокупность всех знаний периода, когда еще не было науки, и как правило, оно разделяется на мифологиче­ское, религиозное и обыденное[6]. Что касается художественного знания как особого вида знания, то здесь, по нашему мнению, сама возможность употребления выражения «художественное знание» является дискуссионным. В произведениях искусства выделяется художественный образ, а тот коренным образом от­личается от общепринятого понимания знания и никак не мо­жет сравниваться с другими видами знания как однотипное яв­ление.

«Художественный образ — это носитель художественной информации...»[7]. Поэтому было бы це­ле­со­образно художест­венный образ рассматривать как особый вид более общего яв­ления, наряду со зна­ни­ем, впечатлением, ощущением и др.

По-нашему мнению, мифологическую, религиозную и ху­дожественную информацию целесо­об­раз­но отличать от знания, поскольку в них логическое мышление не играет доминирую­щую роль. Что касается философии, она несколько отличается от этих видов информации. В советской философской ли­тера­туре было почти общепринято рассматривать философию как область или даже как спе­ци­аль­ную форму знания. Но посколь­ку не всякие философские системы являются научными, в ин­те­ре­сующем нас вопросе говорить о философии вообще не правомерно. Некоторые иррационалистические, религиозно-мистические течения философии связаны скорее всего с мис­тическим и художественно-образными формами информации и не могут быть рассмотрены как разновидность знания.

Научную философию можно и следует рассматривать как область научного (а не какого-либо специального) уровня зна­ния. Философскую информацию же вообще можно считать знанием лишь в той степени, в которой она является научной.

По-видимому, во избежание путаницы знание должно клас­сифицироваться не в одной, а в двух плос­костях: в продольном и вертикальном сечениях. В горизонтальном срезе целесооб­разно вести клас­сификацию знаний по областям отражения: житейское, моральное, правовое, политическое, тех­ни­ческое, знания о небесных телах, знания о природе Земли и т.п.

В вертикальном сечении при первом приближении мы вы­делим три качественно различных формы знания: фактическое, практическое и научное.

Каждая отрасль по объективному содержанию знания может иметь и фактический, и прак­ти­чес­кий, и научный уровень, хо­тя некоторые отрасли могут отражаться только на определен­ном уровне. Так, например, к житейской области относятся знания, констатирующие какие-то единичные, быть может да­же случайные житейские явления, факты. Сюда же относятся практические знания, при­об­ре­тен­ные путем обобщения повто­ряющихся фактов в обыденной жизни. Эту область отражают и демо­гра­фия, теория культуры быта, соответствующая часть этики и т.п. уже на уровне научного знания.

Когда понятия «обыденное знание» употребляется не как уровень, а как область знания, выяс­ня­ет­ся, что в нем присутст­вуют знания весьма различных уровней, в том числе научные. Но этот факт про­ти­воречит второму смыслу понятие «обыденное» (как примитивный уровень знания — «здравый смысл»). «То, что в структуре обыденного знания все большее место занимают научные положения», де­ла­ет необходимым оговорку, что в данное время обыденное знание «не так уж обыденно, как сто лет тому назад»[8].

Таким образом, рассмотрение знания в двух плоскостях весьма целесообразно для выделения раз­ных уровней рассмат­риваемой области знания, а так же разных отраслей одного и того же уровня знания.

Если в горизонтальном сечении критерием классификации знания является ответ на вопрос «Какая об­ласть или часть действительности отражается?», то на вертикальном сечении формы знания вы­де­ляются тем, как, на каком уровне знания они воз­никли. Согласно такому подходу самая эле­мен­тарная форма знания — фактическое, которая получается констатацией в че­ловеческом соз­на­нии конкретных, отдельно взятых вещей и яв­лений, единичных случаев. В соответствующем этому уровню познавательном процессе основную роль играет чувственное по­знание[9]. Элементы рационального познания участвуют для це­лостного описания и констатации внутренних связей отражае­мого единичного явления с помощью общепринятых понятий.

Интересно, что в психологической литературе эта самая элементарная форма не диф­ференцируется. Выделение Я.А. Пономаревым психической модели первого и второго по­­рядка[10], по-нашему мнению, есть попытка указа подуровней фактического знания. Однако фи­лософское понимание знания не позволяет выделить уровень знания в непосредственно-чув­ственном познании[11], и поэтому классификация знаний по уровням может начинаться лишь с психологических моделей второго порядка, которые составляют не «высшую форму зна­ния», а скорее наоборот — самую элементарную. А высшие формы (уровни) знания не могут поз­на­вать­ся в рамках чисто психологического анализа, поскольку это требует скорее соци­альной приз­мы рассмотрения. Ибо формы знания характеризуются  как логико-гносеологическими,  так  и  социальными признаками.

С первого взгляда может показаться, что фактическое зна­ние имеет место только в обы­ден­ной жизни, однако, оно игра­ет немаловажную роль в научной, художественной и других ви­дах деятельности. Например, отдельный экспериментальный факт сам по себе входит толь­ко в «фактическое знание» и лишь после нахождения своего научного объяснения становит­ся сос­тавной частью научного знания. Другими словами, фак­тическое знание отличается от эм­пи­ри­ческого, которое получа­ется путем обобщения, научного осмысления эксперименталь­ных данных, и тем самым является одним из двух видов науч­ного знания. Превращение факта (т.е. фактического знания) в научный факт (т.е. составную часть эмпирического знания) является своеобразным процессом[12].

В бэконовской классификации человеческого познания фактическому знанию соот­вет­ст­ву­ют исторические знания (по-видимому, имеется в виду не историческая наука, а лишь хро­но­ло­гическое описание событий), которые фиксируются лишь благодаря памяти[13]. Примерно так же объясняет А.Спиркин «житейские знания», которые «как правило, сводятся к конста­тации фак­тов и их описанию»[14]. Рассматриваемый уровень знания выделяется также П.В. Копниным, но уже под названи­ем «эмпирическое знание»: «логической формой эмпириче­ского знания яв­ляется отдельно взятое суждение, констати­рующее факт, или их некоторая система, опи­сы­вающая явления»[15]

Эту форму знания Аристотель называет опытом[16]: «... опыт есть знание единичного...»[17].

Таким образом, и «опыт» Аристотеля, и «исторические зна­ния» Ф. Бэкона, и «житейские зна­ния» А. Спиркина, и «эмпирическое знание» П.В. Копнина, и «ненаучное эмпири­ческое зна­ние» Н.К. Вахтомина отражают одну и ту же форму знания, а именно ту, которая в пред­ло­жен­ной нами классифи­кации называлась фактическим знанием. Однако употребление любого из вышеуказанных обозначений приводило бы к неко­торой путанице: понятия «опыт» и «ис­то­рия» в настоящее вре­мя употребляются в других смыслах, понятие «эмпирическое знание» при­нято для обозначения первого уровня научного знания, понятия же «обыденное знание» или «житейское зна­ние» целесообразно употреблять для обозначения соответст­вующей отрас­ли знания, а не его уровня. Выделение ненауч­ного эмпирического знания при более широком по­нимании понятия «эмпирического» так же не отражает этого уровня знания однозначно, по­скольку отражает и практический уро­вень знания.

Знания, полученные как обобщение конкретных повторяющих­ся фактов, можно выделить как вторую форму знания. Поскольку она является результатом практической деятельности людей, мы считаем целесообразным называть ее практическим знанием.

В аристотелевской классификации эта форма знания обо­значается понятием «искусство»: «Появляется же искусство тогда, когда на основе приобретенных на опыте мыслей обра­зуется один общий взгляд на сходные предметы»[18].

Однако у Аристотеля «опыт» четко не отличается от «искусства», поэтому по неко­то­рым его утверждениям совпадает с наукой: «...Имеющие опыт знают «что», но не знают «почему»; вла­деющие же искусством знают «почему», т.е. знают причи­ну»[19]. Такой подход Аристотеля к воп­росу наверное естественен, потому что в его время еще не сформировались отдельные от­рас­ли науки в современном понимании. Тогда компоненты на­учного знания вместе с прак­ти­чес­кими составляли единый ком­плекс, т.е. научная и практическая формы знания еще полно­стью не отделялись друг от друга. Такое разделение — возникно­вение современной науки про­ис­ходило примерно со времен Возрождения, когда научные знания появляются не только на ба­зе практических знаний, но и самостоятельным образом, т.е. на фундаменте специально-на­уч­ных эмпирических исследова­ний. А под «наукой об умозрительном» Аристотель понимал фи­ло­софский уровень знания, который, кстати, выделяется как особая форма знания и в со­вре­мен­ной литературе[20].

Практическое знание, как и научное, отражает не отдель­ный, единичный факт, а некое общее, поэтому необходимо указать существенные признаки их различия.

К этому вопросу можно подойти с двух позиций. Во-первых, их можно различать по сте­пе­ни общности. В этом случае фактическое знание можно рассмотреть как отра­жение еди­нич­но­го, практическое знание — как отражение осо­бенного, а научное знание — как отражение об­щего. При та­ком подходе вопрос о выделении форм знания сводится к во­просу о соот­но­ше­нии единичного, особенного и общего, кото­рое является одной из сравнительно разработанных проблем в современной философии.

Во-вторых, их можно различать по способу получения — посредством научного ис­сле­до­ва­ния (здесь каждое знание де­терминировано в соответствующем контексте научной систе­мы) или обобщением практических наблюдений (знания суще­ствуют обособлено). К примеру, зна­ние, что огонь можно по­лучить путем трения, не является последствием научного ис­сле­до­ва­ния, а отражает общее свойство, обнаруженное во всех явлениях одного и того же типа. Это зна­ние появилось как случайное наблюдение первобытного человека и постепенно закре­пи­лось в его практической деятельности; свое же научное объяснение оно могло получить толь­ко в ХУШ-Х1Х в., когда был открыт закон эквивалентного перехода механической энергии в теп­ловую и установлено, что высокие температуры способствуют химическому процессу окис­ле­ния, т.е. горению.

В рассматриваемом примере практическая известность зна­ния предшествует научному открытию. Однако весьма часто знание сначала достигается методами самой науки, посредст­вом экспертиза или же логического анализа, а лишь потом применяется в практике.

Однако рабочий, использующий результаты научных откры­тий в своей деятельности, мо­жет и не знать суть этого откры­тия. Он имеет дело только с технологическим рецептом, кото­рый постепенно переходит к определенным навыкам труда и приобретает форму прак­ти­чес­кого знания. Следовательно, на­учное знание применяется в производстве не непосредственно, а через видоизмененное практическое знание.

Изобретение новой техники и установление соответствую­щей технологии на основе на­уч­ных открытий, хотя и осуществ­ляется на стыке научного и практического знания, все же не мо­жет относиться ни к научной, ни к практической его фор­мам. Эта новая форма знания, ко­торую мы будем называть на­учно-техническим знанием, появляется при формировании но­вой деятельности в условиях НТР.

Для осмысления специфики новой сферы деятельности целе­сообразно рассматривать ее как закономерное развитие взаимо­отношения науки и техники, научного и практического знания.

Первый исторический этап в развитии техники, когда еще не создавались искусственные сред­ства труда, связан с возникновением элементарных трудовых навыков. В этот период человек дей­ствовал только своими собственными органами труда. По­степенно эти действия стали носить при­вычный характер, бла­годаря которому образовались первые навыки целесообразной деятель­нос­­ти. Приобретенные навыки передавались от поколе­ния к поколению как объективные средст­ва труда и их уровень отражал уровень развития человечества. В том историческом пе­риоде на­вы­ки непосредственного труда наряду с естественными органами являлись единственными техни­чес­кими средствами.

В следующем периоде исторического развития техники объ­ективные средства труда были дополнены инструментами, ма­териальными средствами целесообразной деятельности. Парал­лельно возникали качественно новые навыки, позволяющие применить их на практике.

Впоследствии основные изменения в развитии техники про­изошли в связи с созданием ра­бо­чих машин. Характерная осо­бенность использования машин заключается в том, что работу над предметом труда, раньше совершаемую человеком, стала выполнять непосредственно сама ма­­шина. Однако создание ра­бочих машин еще не свидетельствует о проникновении науки в про­из­водство, ибо в то время большинство таких машин было изобретено именно благодаря раз­ви­тию практического знания, а не научного. Научные же знания этого периода в основном про­сле­жи­вали развитие техники, т.е. ученые старались объяснить явления, практически уже известные, уже используемые в про­изводстве. В это время перед наукой стали возникать задачи, диктуемые прак­­тической потребностью, что способствовало раз­витию науки в определенных целесообразных направлениях.

В этот период обратное влияние науки на технику все же существовало, но не носило активного характера и обуславли­валось уровнем практического знания. Так что наука могла служить технике, лишь уточняя уже используемые на практике закономерности.

Систематическое применение науки в производстве стало возможным лишь на опре­де­лен­ной ступени их развития. Этот этап взаимодействия науки и техники обусловлен активным вли­я­нием науки на технику. В это время дальнейшее развитие техники происходило, главным об­ра­зом, за счет применения тех научных знаний, которые выходили далеко за рамки практиче­ского знания. Для реализации практических идей на производ­стве развивались новые дисциплины — технические науки и но­вая область человеческой деятельности — научно-техническая.

Отметим некоторые отличительные черты научно-технической деятельности. Во-пер­вых цель научно-технической деятельности сводится не к теоретическому по­знанию окру­жающего нас мира (которое имеет место в науч­ной деятельности), а к обнаружению спо­со­бов рационального применения уже познанных законов природы. Во-вторых, при кон­стру­и­ро­вании новых технологических средств используются данные не только науки, но и техники. На­учно-техническая деятельность осуществляется на основе как научного, так и прак­тического знания.

Научно-техническая область деятельности в западной лите­ратуре часто называется техно­ло­гической[21]. Последнее понятие иногда используется в весьма различных значениях, поэтому на­зре­ла настоятельная потребность в точном определении его объема и содержания. В более об­­щем виде место и значение технологии определяют следующим образом: «...технология как вид деятельности, кем бы она ни осуществлялась, в какой бы области она ни претворялась, вос­­полняет разрыв между наукой и техникой, между теоретическим знанием и практическим де­­лом»[22]. В данном случае, хотя место и функции технологии воспринимаются приблизительно пра­вильно, автор упускает из виду, что и на более ранних этапах развития науки и техники ни­к­а­кой разрыв между ними не существовал. Напротив, само естественное развитие способов вза­и­­модействия науки и тех­ники на определенном историческом этапе приводит к форми­ро­ва­нию отдельной, относительно самостоятельной области деятельности, которую и называют технологией.

Что касается отношения «теоретического знания и практи­ческого дела», как мы уже ука­зы­вали выше, между ними существовала определенная взаимосвязь, а возникновение техно­ло­ги­ческой деятельности свидетельствует только об опереже­нии научным знанием практи­чес­ко­го. Односторонность к дан­ному вопросу проявляется в следующей мысли: «Рассмотрение тех­но­­логии как вида человеческой деятельности основывается на предположения, что вся чело­ве­ческая деятельность в своей основе является научной, технической или технологической»[23]. Здесь, во-первых, неясно, что же имеет ввиду автор под поня­тием технической деятельности, ибо введение понятия «технологическая деятельность» подразумевает также пере­смотрение (может быть, даже вывод из обращения) понятия «техническая деятельность». Во-вторых, даже если автор вклю­чает в понятие технической деятельности производственную, то остаются в стороне такие виды деятельности, как политиче­ская, обыденная, художественная и др.

Вызывает интерес мнение А.Уайтхеда, который считает формирование технологической деятельности одним из основ­ных событий эпохи научно-технической революции: «Несомненно, технология в течение последних трехсот лет раз­вивалась, но до последнего времени было очень трудно выяс­нить непосредственное влияние науки на технику»[24]. Действи­тельно, систематическое применение научных знаний в техни­ке, формирование специального вида деятельности, служащего этому применению, соответствует только концу XIX и началу XX в. и составляет суть научно-технической революции.

Однако в дальнейших рассуждениях А.Уайтхед склонен пренебрегать взаимодействием на­учного и практического зна­ний на ранних этапах их развития: «Громадное развитие техно­ло­гии последнего столетия проистекает из того факта, что спе­кулятивный и практический разум на­конец пришли в кон­такт»[25]. Но, как известно, контакт, взаимосвязь между различ­ными ви­да­ми разума, не новое явление; оно существовало с самого начала возникновения человеческого интеллекта.

Канадский философ М.Бунге вместо понятия «технология» употребляет понятие «при­клад­ные науки». При этом все ос­тальные виды научного знания он включает в «чистую науку»[26]. «Су­ществует чистая и прикладная наука. Если мы хотим установить различие в мировоззрении и мотивации между ис­следователем, который применяет известные законы для полу­чения по­лез­ных вещей, надо иметь в виду то, что тогда как первый хочет достигнуть лучшее понимание вещей, то послед­ний желает улучшить наше господство над вещами»[27].

Надо отметить, что применение научного знания к технике, «для получения полезных ве­щей», охватывает и конструктор­скую работу, которая не входит в понятие «прикладная на­у­ка». Кроме того, прикладная наука, охватывающая лишь соответст­вующую часть технологии, имеет такие области, которые не могут быть отнесены к технологии. Так, например, прикладная математика в основном служит самой науке (естествознанию), а не производству.

Содержание понятий «технологическая деятельность» и «прикладные науки» в упо­треб­ле­­нии вышеуказанных авторов, хотя и близки к содержанию понятия «научно-техническая де­я­тельность», но полностью не совпадают с ним, и поэтому необходимо уточнить их гра­ницы.

Особо важным является определение объема содержания по­нятия «научно-техни­чес­кая деятельность», поскольку именно эта форма деятельности приводит к воз­никновению нового уровня в иерархической структуре знания — научно-технического.

Понятие «технологическая деятельность», которая предпо­лагает соответствующее техно­логическое знание, в литературе употребляется в значении знания рецептов действия, опериро­вания техническими установками и т.д. и возникает уже после соответствующей научно-тех­ни­ческой работы, которая необхо­дима для конструирования (а не производства) нового типа тех­нических установок на основе данных науки. А прикладные науки и соответствующая науч­ная деятельность предшествуют научно-технической деятельности, способствуют превращению научных идей в более конкретные, готовые для применения в технике формы.

2. Исторический переход от когнитивных знаний к науке и от практических знаний к технологии

При первом подходе в качестве синкретического начала берется донаучное знание. Это не­диф­ференцированная совокупность всех знаний периода, когда еще не было науки, и оно обычно раз­деляется на мифологическое, религиозное и обыденное. Притом под обыденным знанием име­ет­ся в виду не область, а уровень, т.е. практическое знание. Какое же из них является истинным пред­шественником научного знания? Эти формы мировосприятия, художественное сознание и т.п., сами являясь результатами взаимодействия человека с природой, сыграли большую роль в фор­мировании философии, а также гуманитарных отраслей знания. Однако, в процессе фор­ми­рования и развития естественнонаучного знания главная роль принадлежит не этим истокам, а непосредственно практико-материальной деятельности людей, где и формируются те аспекты прак­тического знания, которые являются основными предшественниками научного знания. Как пи­сал К. Маркс, «… люди никоим образом не начинают с того, что «стоят в этом теоретическом от­ношении к предметам внешнего мира». Как и всякое животное, они начинают с того, чтобы есть, пить и т.п., т.е. не «стоять» в каком-нибудь отношении, а активно действовать, овладевать при помощи действия известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворять свои потребности. (Начинают они, таким образом, с производства). Благодаря повторению этого про­цесса способность этих предметов «удовлетворять потребности» людей запечатлеваются в их мозгу… ».[28] Однако, по нашему мнению, приоритет практической деятельности никак не исклю­ча­ет другие источники научного знания, в первую очередь мифологическое знание. Согласно вто­ро­му подходу, у истоков знания стоят две относительно самостоятельные явления: созерцание и прак­тика, представляющие собой две противоположные стороны единого процесса взаи­мод­ействия человека с природой. Подобно тому, как в структуре современного знания основное место занимаю два вида: научное и технологическое знание, в первые периоды возникновения человека существовали также два основных вида знания: когнитивное и практическое. В основе первого вида лежало «живое созерцание», а второго вида – практика, материальная деятельность людей.

Хотя процесс созерцания является одним из первоначальных условий становления человека, возникновение когнитивных знаний соответствует более позднему периоду, когда человек полностью отделяется от природы и противостоит ей как мыслящее существо. А в первых периодах становления человека, когда еще не было логического мышления созерцание осуществлялось лишь на уровне представлений, притом представлений еще не приобретших полную самостоятельность по отношению к природе.  Как утверждает Л. Леви-Брюль, в период пралогического и мистического мышления вместо понятий и знаний существовали только «коллективные представления».[29] Это был тот период, когда человек еще не мог разделять себя от природы и противостоять ей своим относительно самостоятельным духовным миром. Эта первая ступень становления человеческого знания характеризуется тем, что человек был не субъектом, а объектом процесса отражения. Он был относительно пассивным приемником внешнего потока информации, и боролся скорее не за то, чтобы управлять внешним миром, а за то, чтобы не утонуть в потоке неизвестных явлений. Однако на себя, как на частицу природы, человек все же смотрел со стороны, глазами «третьего лица». И прошло много тысячелетий, пока человек разделил себя от природы и понял свою тождественность именно с этим  «третьим лицом». Это было первое, главное условие самосознания и возникновения знания. Однако этот процесс протекал не без влияния материальной деятельности людей, расчленения когнитивного аспекта практической деятельности. Относительно самостоятельное развитие первого вида знаний, первой ветви процесса взаимодействия человека с природой продолжается и в настоящее время.

Когнитивные знания не могли бы формироваться лишь на базе пассивного со­зер­ца­ния, без помощи практической деятельности людей. Хотя в процессе созерцания, чув­ст­вен­ного отражения человек выступает в роли объекта, на более высших ступенях своего ста­­новления на основе приобретенных практических знаний человек целенаправленно воз­­действует на процесс воздействия природы на человека и тем самым в какой-то сте­пени управляет им. В этом случае человек играет роль, с одной стороны, возбудителя внеш­­ней информации, а с другой стороны – приемника. Хотя истинным источником ин­фор­мации является природа, объективная среда, но поскольку само воздействие природы становится целенаправленным, управляется человеком, то появляется повод для того, чтобы субъектом в этом процессе считать человека, а не природу. При таком под­хо­де, че­ло­век становится и субъектом, и объектом процесса отражений. А природа, объек­тив­ная сре­да выступает лишь как средство, материал для этого процесса и вместе с тем ос­та­ется объ­ек­тивным источником информации. Вследствие такого исторического поворота во вза­и­моотношении человека и природы начинается новая ступень в развитии ког­ни­тив­ного зна­ния. Это есть результат воздействия второй ветви знания и деятельности на пер­вую ветвь. Однако немалое значение имеет и историческое воздействие второй ветви на первую.

В связи с историческим процессом совершенствования человеческого труда, все боль­шего упрочнения момента целесообразности в его структуре, происходит посте­пен­ная кристаллизация практического знания как особого вида знания. В гносеологическом ра­курсе синкретической практической деятельности идет расчленение, человек начинает более четко осознавать и запоминать, с одной стороны, свои действия, с другой стороны – безличностные явления, свойства и порядок вещей, вовлеченной в сферу практической деятельности. Этот аспект по сути идентичен с процессом информационного воздействия природы, среды на человека, с той лишь разницей, что здесь воздействие природы как бы в ответ на человеческую активность становится более разнообразной, более просторной. Но при всем этом в первые исторические периоды человек остается всего лишь пас­сив­ным приемником случайной информации, ибо пока процесс передачи информации (пас­сив­ное созерцание) не управляется человеком. Активизация этого процесса благодаря прак­тической деятельности человека также не достигается целенаправленно, не контро­ли­ру­ется человеком и носит чисто случайный характер. Тут целесообразной является только практическая деятельность, а отражение появившихся при этом ранее скрытых сторон действительности выходит за рамки основной цели и служит усилению когнитивного потенциала человека. Поэтому нет никаких оснований, чтобы исходя из определенной активности человек, проявленной в другом направлении и в других целях, считать его субъектом процесса созерцания (пассивного информационного отражения). Активность в одном направление не исключает пассивное включение человека в процесс, имеющий другое направление и характер. Таким образом, когнитивная прослойка практической деятельности на самом деле относится к сфере пассивного созерцания. Именно эта про­слой­ка составляет значительную часть процесса отражения объективной дейст­витель­нос­ти и играет огромную роль в информационном обеспечении познавательной деятельности че­ло­века. Лишь историческим разделением умственного и физического труда процесс приобретения когнитивных знаний получил новый импульс. «Разделение труда, - пишут К.Маркс и Ф.Энгельс, – становится действительным разделением лишь с того момента, ког­да появляется разделение материального и духовного труда. С этого момента сознание мо­жет действительно вообразить себе, что оно есть нечто иное, чем осознание су­щест­ву­ющей практики… ».[30] А это «нечто иное» является целесообразным, впоследствии и управляемым отражением действительности. Появляется новая форма целесообразной деятельности, на базе пассивного отражения. При этом разделение труда знаменуется еще и тем, что теперь представители умственного труда целенаправленно воздействуют на природу в целях получения информации. В отличие от практической деятельности, в данном случае изменение материальной является лишь средством и условием для получения нового знания, которое, в конечном счете, достигается опять-таки путем целенаправленного созерцания, а в последствии – чисто познавательной деятельности.  Это сложные, многоступенчатый процесс, включающий три качественно различных компонента, с разными направлениями.

Первый компонент – целенаправленное воздействие на природу, требующее определенные знания и навыки в области практической деятельности. В этом участке про­цес­са человек выступает в качестве субъекта. Вследствие этого начинается новая ступень про­цесса иного характера. Измененная природа, материальная действительность оказы­ва­ет обратное воздействие на человека. Этот участок процесса по сути ничем не отличается от пассивного отражения, где человек выступает в качестве объекта. Однако в контексте це­лого процесса изменение его направления в каком-то промежутке как бы не замечается. Че­ловек как «чувственная деятельность» преобладает над че­ло­ве­ком как «чувственным предметом» и в этом контексте поли­струк­ту­ры взаимодействия Человек – Природа, человек предстает как бы един­ственным субъектом совокупной дея­тель­ности. А природа, ма­те­риальная действительность из субъ­екта превращается в средство этой деятельности. Осу­щес­тв­ляется переход от «живого созерцания к абстрактному

мышлению». Развитие знаний на ступени абстракт­но­го                                 Схема 1

мышления происходит относи­тель­но самостоятельно – как бы вне связи с материальной дейст­вительностью, вне связи с прак­тикой. Кажущаяся целостность и непрерывность аб­стракт­ного мышления на самом де­­ле обеспечивается путем постоянного взаимодействия с внешней действительностью. (см.: схему 1). Каждый акт взаимодействия с объективным ми­ром дает новый импульс для относительно самостоятельного познавательного (мыс­ли­тель­ного) процесса, который осу­щес­твляется на базе ранее достигнутого уровня знания. Причем сюда включаются и эм­пи­ри­ческие знания, которые являются продуктом рефлексии. Научное исследование осу­ществ­ляется благодаря обоим источникам знания.

3. Природа научно-технического знания и научно-технической деятельности

Возникновение научно-технического вида знания является одним из условий и одновременно последствий научно-технического прогресса. Однако, понятие «на­уч­но-техническое знание» упо­требляется не для обозна­чения качественно нового вида знания, а весьма неопределен­но: как совокупность научных и технических знаний и как си­ноним либо технического знания, либо тех­нических наук, либо прикладных наук и т.п. Чтобы определить специфику научно-тех­ни­чес­кого знания, надо сравнивать его с другими видами знания, показать его место в иерархической структуре знаний.

Классификация знаний часто ведется по областям отраже­ния, и в этом плане класс­и­фикация наук и знаний часто сме­шиваются. Смешиваются также области и уровни знания. В большинстве случаев под уровнями знания подразумеваются уровни научного знания: эмпирический и теоретический. Согласно другому распространенному мнению, знание разделяется на обыденное и научное, а понятие «обыденное» употребляется и в значении уровня, и в значении области знания.

Чтобы избежать такой путаницы, знания следует классифицировать в двух плоскостях: го­ри­зон­тальной и вертикальной. По горизонтали целесообразно вести классификацию зна­ний по об­ластям отражения: житейское, моральное, правовое, политическое, техническое, природное и т.п. По вертикали — по уровням знания: фактическое, практическое, научное и научно-техническое. Ес­ли в горизонтальной плоскости критерием классификации знания является ответ на вопрос «ка­кая область действительности отражается», то в вертикальной плоскости знания выделяются тем, «на каком уровне они отражают действительность».

Поскольку наша задача заключается в определении специфи­ки научно-технического знания, мы рассматриваем несколько упрощенную схему, не включаясь в дискуссии, например, о спе­ци­фи­­ке философского знания. Схема классификации знаний по уровням выглядит следующим образом:

Фактическое

Научное

Практическое

Научно-практическое

Научно-философское

 

Схема 2

Суть и специфика научного знания должны определяться не только в сравнении с прак­ти­чес­ким знанием, но и одновре­менно с научно-техническим, поскольку оно является проме­жуточным. По­добно тому, как абстрактное мышление является моментом отри­ца­ния в развитии сознательной прак­­тической деятельности, благодаря чему становится воз­мож­ным переход от низшего уровня прак­­­тики к высшему, от практики как ос­новы познания к практике как его цели, эти уровни знания так­­же могут быть рассмотрены как соответствующие элементы гегелевской триады. Сле­до­ва­тель­но, научное знание выступает не как самоцель, а как необходимое звено в более масштабном процессе.

В возникновении естественнонаучного знания главная роль принадлежит материальной деятельности людей, где и форми­руются те практические знания, которые являются прямыми предшественниками научного знания.

Практическое знание содержит в себе в нерасчлененном ви­де и познавательный аспект, и ас­пек­ты применения; т.е. на этом уровне действительность отражается лишь в той степени, в какой она преобразуется в практической деятельности. Одна­ко в дальнейшем историческом раз­ви­тии рас­­членение практи­ческого знания на познаватель­ный и прикладной аспекты уси­ливается, и на­уч­ное и технологическое знания постепенно приобретают самостоятельный статус, и, чтобы осу­щест­­вить переход от научного знания к технологическому, возникает потребность в особом про­ме­­жуточном звене, в научно-техническом знании. Эта ступень знания, хотя и представляет­ся как бы возвратом к первоначальным уровням знания (технологическому аспекту практического зна­ния), на самом деле является высшей ступенью, ибо с его помощью цель смы­кается с объек­тив­ностью.

Анализ эволюции понятия «знание» показывает, что соглас­но некоторым концепциям «зна­ние не тождественно умению технического воспроизведения того, что познано». Другие ис­сле­до­ватели, наоборот, знание отождествляют с созданием, конструированием. Такое отождествление яв­­ляется следствием пренебрежения качественной разнородностью знания, его сложной ие­рархической структурой. В этом отношении глубо­ко символична критика В.А.Лекторским воззрений Г.Башляра, который утверждает, что «суть науки вообще не в постижении естественной реальности, а в создании искусст­венных объектов, не в знании, а в технологии».[31] Тогда как создание искусственных объектов, научно-техническая дея­тельность является лишь последующим уровнем деятельности; науку нельзя отождествлять с ее следствием.

Одна из отличительных черт научно-технической деятель­ности заключается в том, что ее цель сводится не к теоретиче­скому познанию окружающего нас мира, которое имеет место в научной деятельности, а к обнаружению способов рацио­нального применения уже познанных законов природы. Кроме этого при конструировании новых технических средств ис­пользуются данные не только науки, но и техники.

Научно-техническая деятельность в западной философской литературе часто отождеств­ля­ет­ся с технологической деятель­ностью[32] и с прикладными науками.[33]

Однако понятия «технологическая деятельность» и «прикладные науки», хотя и близки по со­держанию к понятию «научно-техническая деятельность», не совпадает с ним, и по­этому необ­хо­димо уточнить их различия. Особо важным при этом является определение объема и со­дер­жа­ния понятия «научно-техническая деятельность», поскольку именно эта дея­тельность приводит к возникновению нового уровня в иерар­хической структуре знаний — научно-технического знания.

В условиях НТР технологическая деятельность начинается, как правило, после научно-технической деятельности, которая необходима для конструирования технических систем. При­кладные науки и соответствующая научная деятельность пред­шествуют научно-технической деятельности, способствуют превращению научных идей в более конкретные, приемлемые для использования в технике формы. Это дает нам основание полагать, что научно-техническое знание составляет промежу­точное звено между прикладными науками и технологией.

Однако поскольку до сих пор в философской литературе не выделены научно-техническая деятельность как особый вид дея­тельности, и научно-техническое знание как особый уровень знания, отдельные этапы этого явления отразились в различных контекстах по-разному и различными понятиями. Среди них следует особо отметить такие понятия, как «технологическое знание», «техническое знание», «технические науки», «научное знание», «прикладные науки», «инженерное знание», «научная разработка» и т.п. Такое разнообразие понятий, содержание ко­торых часто смешивают с содержанием понятия «научно-техническое знание», не случайно. Это связано, прежде всего, с тем, что в философской литературе научно-техническое знание еще не выделяется как особая форма знания. Когда это понятие употребляется, авторы, как правило, не дают его точного опре­деления.[34] Так Г.М. Глаголева пишет: «Сама наука не создает материальных продуктов, пригодных для непосредственно производственного или личного потребления. Ее продукция – научно-техническое знание, являющееся условием изготовления вещественных продуктов в материальном производстве. В этом заключается специфичность науки как отрасли общественного производства».[35] Мысль, что научно-техническое знание явля­ется условием изготовления вещей, справедлива, и указание лишь на эту его особенность, на наш взгляд, достаточно для экономической литературы.

Однако контекст, в котором употреблено данное понятие, показывает, что автор обращается к нему совершенно случай­но, не заметив его качественного своеобразия, ибо здесь науч­но-техническое знание понимается как продукция науки, тогда как непосредственной продукцией науки является научное знание. А научно-техническое знание, поскольку это другой тип знания, должно быть следствием другого типа деятельно­сти — научно-технической.

На своеобразие этого явления указывают многие исследова­тели. Так, В.В. Чешев пишет: «Сам процесс применения зна­ний на практике остается нераскрытым и невольно создается впечатление, что, располагая фундаментальными знаниями, мы непременно получили хорошее решение практической пробле­мы. Между тем процесс практического использования знаний достаточно сложен».[36] Однако автор не решается пойти даль­ше и указать на необходимость выделения особого типа дея­тельности, качественно отличной от научной, и на необходи­мость дальнейшего расширения и специальной организации этой формы деятельности. Он ограничивается лишь предложе­нием «отказа от односторонней исследовательской позиции», характерной в прошлом для академической науки. Но по­добный выход из положения не представляется убедительным, так как автор без каких-либо оговорок переходит от понятия «научное исследование» к понятию «исследование» вообще: «Представление об исследовании необходимо дополнить представлением о проектировании ...».[37] Исследования могут быть разными, но научное исследование имеет свою специфику и его нельзя смешивать с исследованиями другого характера. Творческий аспект проектирования всегда рассматривался как форма исследования, но это уже не научное исследование.

Однако некоторые авторы склонны отнести всю систему при­кладной деятельности именно к научному исследованию и, как бы предвидя возможность выделения ее как качественно иного явления, с самого начала возражают против этого: «использование знания представляет собой не какую-то деятельность вне научного познания и творчества, а их составную часть, их компонент, не­отъемлемое звено в цикле научно-исследовательского процес­са».[38] Но ведь знания существовали и использовались и тогда, когда еще не было науки и научного познания. А если имеется в виду практическое использование научного знания, то нет ника­кого основания предполагать, что данный процесс должен прохо­дить именно в рамках самой науки.

Вряд ли можно однозначно согласиться с тем, что практика включена в единую цепь познавательного процесса, и притом как его основное звено».[39] Глубокую взаимосвязь практики и познания нельзя понимать как включение первой во второе то, что «практика включена в единую цепь познавательного про­цесса», совершенно не означает, что нельзя провести никакой дифференциации и выделить относительно самостоятельные направления в целостном процессе: отделить научную деятель­ность от предметной в единой цепи общественно-практической деятельности. Овладение уже известными науч­ными знаниями само по себе не относится к научной деятель­ности; последняя начинается с исследования, имеющего своей целью дополнение и развитие данной области науки. Но овла­деть научными знаниями можно и в других целях: чтобы впо­следствии передать эти знания другим, т.е. в системе образова­ния, чтобы использовать их в практической деятельности с ус­ловием, что пути и методы их использования уже известны, например, в инженерной деятельности, и наконец, чтобы са­мому найти пути и методы использования. Вот это последнее и есть научно-техническая деятельность. Человека этой профес­сии обычно называют или конструктором, или инженером-конструктором, или прикладным исследователем и т.п. По­скольку эта область деятельности в структурно-организационном плане еще полностью не выделилась, нет и общего названия для ее представителей. Наверное, целесооб­разнее будет именовать их «научно-технические работники». Связь их деятельности с наукой — это неоспоримый факт. Но цель и направление их деятельности — другие.

Отождествление научно-технической деятельности с науч­ной характерно также для другого исследователя — Н. Мончева: «Научная разработка — целенаправленный научный про­цесс, который преобразует научную информацию в форму, пригодную для освоения в промышленности».[40] Такое отожде­ствление встречается и в работах В.В. Чешева: «Прикладные исследования возникли в тот период, когда складывались на­учные знания, непосредственно обслуживающие сферу проек­тирования».[41] В обоих случаях на самом деле речь идет о на­учно-техническом процессе, который никак нельзя понимать в рамках научного процесса. Выражение «научные знания, непо­средственно обслуживающие сферу проектирования» употреб­лено, чтобы передать смысл научно-технического знания. Своеобразие знаний о практическом применении науки по сравнению с научными знаниями очевидно и естественно, что исследователи для их разграничения прибегают к различным оговоркам. Но всякая попытка подчеркнуть эту своеобразность в рамках самой науки приводит к недоразумению.

Одним из самых близких (по объекту отражения, но не по характеру) к научно-технической деятельности явлений высту­пают технические науки. Поэтому естественно, что научно-техническая деятельность чаще отождествляется не с научной деятельностью вообще, а именно с техническими науками. Так, например, Б.М. Кедров пишет: «Если естествознание открывает и изучает то, что может быть использовано практически (различные виды материи и формы ее движения, различные си­лы природы и их законы), то техника и технические дисципли­ны решают задачу — как именно эти законы могут быть приме­нены и использованы в интересах человека».[42] В совместной работе Б.И. Иванова и В.В. Чешева, где употребляется как раз термин «научно-техническое знание», оно также отождествляет­ся с техническими науками: «... Необходимо подходить к техни­ческим наукам как к сложному социальному организму, охваты­вающему научно-техническую деятельность и научно-техническое знание».[43] Интересно также сравнить данное вы­сказывание с заглавием главы, из которой оно взято: «Технические науки как единство научных знаний и научной деятельности». Это еще раз подтверждает вывод, что авторы не видят существенной разницы между научными и научно-техническими знаниями.

Более внимательное рассмотрение терминологии В.В. Чешева позволяет говорить, что пишет он не о научно-техническом знании, а о научном техническом знании. В некоторых местах автор упо­требляет именно это выражение,[44] которое, наряду с эквивалентным ему выражением «теоретический уровень тех­нического знания», на самом деле точно соответствует содер­жанию понятия «технические науки»: «Техническое знание теоретического уровня возникает на основе применения теоре­тических моделей естественных (природных) процессов для описания связей строения и функционирования в соответст­вующих технических объектах».[45] Но между научным техниче­ским знанием (технические науки) и научно-техническим зна­нием есть фундаментальная разница; первое — это знание об объективно существующих связях, закономерностях матери­ального мира (в данном случае функционирование техниче­ских объектов), а второе — это знание о формах субъективной деятельности, о том, как, какими путями и методами можно применять новые данные науки в практике.

В донаучной, первичной практической деятельности точно также различаются знания о предметах и их свойствах и зна­ния о способе изготовления предмета — примитивные техно­логические знания. Но там эти две различные формы состав­ляют не особые уровни, а скорее подуровни одного и того же, а именно, практического уровня знания, поскольку для пере­хода от одной формы к другой не требуется специальной про­межуточной области деятельности.

В донаучной практической деятельности приобретались и пе­редавались лишь те знания, ко­то­рые имели непосредственно прикладное значение. То есть, аспекты знания, направленные на отра­жение и изменение действительности, составляли единое, недифференцированное в общест­вен­ном масштабе целое. Одна­ко дифференциация в масштабе конкретных явлений природы все же существовала, и это привело к возникновению самостоя­тельных научных знаний. Такие от­дель­ные научные знания, как правило, долго не могли найти применения, отчего и возникло по­ня­тие «чистой науки», «науки ради науки» и т.п.

В дальнейшем историческом процессе расчленение практи­ческого знания на познавательный и операциональный (технологический) аспекты усиливалось, и постепенно эти формы знания при­об­рели самостоятельный статус во всеобщем масштабе. Чтобы осуществить переход от науч­ного зна­ния к технологическому, чтобы замкнуть цепь в движении знаний от теории к практике, возни­ка­ет потребность в особом промежу­точном звене, в научно-технических знаниях и научно-технической деятельности.